Любовь… какое сладкое и одновременно горькое слово. Разве можно так разрываться противоречивыми чувствами?
Я заворачиваюсь в большое полотенце, распахиваю дверь ванной и нос к носу сталкиваюсь с отцом.
Выпучив глаза, смотрю на него, не мигая.
– Вот и воспитание говорит само за себя… Здравствуй, дочка, – его елейный голос пугает больше, чем если бы он сейчас начал орать на меня.
По телу пробегает стая мурашек, и все замирает внутри от предчувствия чего-то нехорошего.
– Привет, папа, – заикаясь, выговариваю застрявшие в горле слова. – Я… я просто не ожидала.
Смотрю в его глаза, но там ничего. Пустота. Бездна, в которой можно утонуть или в которой он сам специально топит меня, не опуская взгляд. Я дышу через раз. Впервые в жизни вижу отца таким странно неродным, словно и не он это. На лицо натянута маска безразличия и отдаленности, но по его неровному дыханию понимаю, что он в ярости. Я опускаю взгляд и замечаю, как он сжимает и разжимает кулаки. Страх заполняет сознание до краев, хочу убежать прямо сейчас.
– Одевайся, – цедит он сквозь зубы.
Ага, а вот и вырвался гнев наружу. Только чем я провинилась – так и не поняла.
– Так, пап… – начала было я, но он глухо ударил о стену кулаком, я вздрогнула и попятилась от него.
– Ты что вздумала, Виктория? – его холодные серые глаза мечут молнии, сужаются злобно, – трубку не берешь, на звонки не отвечаешь, дома не ночуешь. Совсем стыд потеряла? Почувствовала себя взрослой? – цедит он мне в лицо. – Чтобы через пять минут была готова. И никаких разговоров.
Я, как китайский болванчик, только киваю и пячусь к комнате. Отец стоит на месте и не сводит с меня глаз.
– Быстрее! – рявкает он, и я опрометью срываюсь с места, лечу в спальню на всех парах.
Забегаю, хлопаю дверью, срываю с себя полотенце и натягиваю первый попавшийся под руку спортивный костюм небесно-голубого цвета. На глаза навернулись слезы.
«Вот тебе и поговорили… Вот тебе и позвонила… Но у меня все впереди. Отец немного остынет, и я обязательно свяжусь с Антоном», – эта мысль греет душу, и сердце вновь выравнивает ритм.
Вещи одна за другой заполняют сумку. Не трачу время зря, в такие моменты лучше отца не злить. Смотрю на часы – прошло ровно пять минут, а я уже открываю дверь и выхожу. Отец стоит напротив, как каменная глыба, холодным взглядом окидывает меня с ног до головы. Недовольство проскальзывает в его взгляде, но он отводит его, и я больше уже ничего не могу прочесть в его глазах.
«Какая муха его укусила, что за претензии? Я уже не маленькая, что он себе позволяет?» – но этот гневный монолог происходит внутри меня, а внешне лишь в недоумении поднятые брови.
– Алексей, вы что же, уже уезжаете?! – бабушка входит в комнату, и я поворачиваюсь на ее голос. – Да что же так мало-то?! Вика и не погостила совсем, только вырвалась девочка… – она замерла на полуслове, стоило только отцу посмотреть на нее.
Мне даже почудилось, что бабуля съежилась вся, стала меньше.
– Спешим мы, Лизавета Викторовна, – голос как сталь, от него дышать становится трудно.
Все время поражалась способности отца одним только своим недовольным видом вгонять человека в ступор и лишать его воли.
– Ну, что ж, – бабуля подходит, чтобы обнять меня. – Береги себя, детка, – шепчет на ухо и тихо всхлипывает, – маме передавай привет, – уже громче говорит она, так, чтобы и отец мог услышать.
Обнимает так крепко, что чуть не трещат кости.
– Ба, все я поняла, – говорю ей с придыханием. – Не переживай, все будет хорошо.
Наконец, бабуля разжимает объятия, а я искоса наблюдаю, как в нетерпении переминается с ноги на ногу отец, но даже на секунду не оставляет меня одну. Здесь явно что-то не так. Я посеменила за родителем, спрятав эмоции глубоко внутри. Сейчас молчание – лучшее проявление здравомыслия с моей стороны. И я ему следую, потому что могу представить масштабные последствия, стоит только мне открыть рот.
В машину сажусь на задние сиденье и вжимаюсь в угол всем телом. Отец молчит. А я так и не понимаю, в чем провинилась. Затяжное молчание начинает тяготить. Включить бы наушники и послушать музыку, но это табу, ведь так я отгораживаюсь от реальности, а это недопустимо, я должна принимать ее такой, какая она есть.
Тяжело вздыхаю и все же решаюсь на разговор:
– Как слетали в отпуск? – стараюсь, чтобы голос не звучал уныло, но у меня это плохо выходит.
Чувствую, как на меня давит отцовский взгляд, угнетает, пытается сломить. Я под его напором опускаю плечи и виновато смотрю в зеркало заднего вида.
– Хорошо, – безразличным голосом ответил отец и вернул взгляд на дорогу.
Я с облегчением вздыхаю и принимаю решение больше не разговаривать.
– А как твой отдых здесь проходил? И где ты шлялась по ночам? – отец копирует мой тон, но при этом каждое его слово, как удар хлыста, с толикой сарказма, он, словно горький деготь, пропитывает меня.
Я медлю и теряюсь с ответом. Мне кажется, отец видит меня насквозь, читает мои мысли. Сцепляю руки в замок, чтобы, не дай бог, не выдать свое волнение. Ведь я сейчас собираюсь лгать ему, а если он прочувствует в моих словах ложь, это чревато непредсказуемыми последствиями.
Дома оказались уже затемно. Я даже немого поспала в машине. Мне казалось, что отец специально едет медленно – оттягивает время. И это ожидание настолько вымотало меня, что я даже не заметила, как уснула.
– Поднимайся и заходи домой, – скомандовал отец, когда джип остановился на парковочном месте, специально отведенном для нашей машины.
А я и рада была. Медлить не стала. Открыла дверь и юркнула в подъезд. Сумка, конечно же, осталась в авто, но мне сейчас было и не до нее. Хотелось спрятаться в комнате и больше сегодня не встречаться с отцом.
Лифт остановился, и я, быстрым шагом преодолевая расстояние до двери, только и успела, что коснуться звонка, как дверь тут же открылась. На пороге стояла взволнованная и взъерошенная мать.
– Вика, – мать протянула руки и в буквальном смысле затащила меня в дом, прижала к себе, – да что же ты творишь-то? – в ее голосе было столько нежности и тепла, перемешанных с волнением. – Мы извелись уже с отцом, – мама отстранила меня от себя, искала на моем лице невидимые ответы. – Почему трубку не брала и не звонила? Мы только и узнавали о тебе от бабушки, а когда вчера бабушка сказала, что ты осталась ночевать у подружки, отец уже не выдержал…
Мать не договорила, мы услышали, что лифт остановился на нашем этаже. Одновременно оглядываемся на дверь, где через несколько секунд появляется отец.
– В комнату! – рычит он, и я пячусь к спальне. – Телефон сюда, – он протягивает ладонь, и я вижу, как ее сотрясает мелкая дрожь.
Я в надежде смотрю на мать, но она отводит глаза и отступает от меня на шаг к отцу. Значит, сделала выбор. Поджимаю недовольно губы и достаю телефон из кармана. Спорить бесполезно, и есть огромная вероятность нарваться на грубость со стороны главы семейства. Вкладываю трубку в ладонь, разворачиваюсь и ухожу в комнату.
